енеральный директор Госкорпорации Ростех Сергей Чемезов в интервью журналу «Разведчик» рассказал о том, как создавалась Госкорпорация и что является ее главным успехом, оценил текущий уровень военно-технического сотрудничества России с другими государствами, отметил преимущества российского вооружения над зарубежными аналогами, а также дал совет молодому поколению, как найти свое место в жизни.
— Сергей Викторович, вы возглавляете Ростех без малого 20 лет, можно сказать, стояли у истоков возрождения отечественного машиностроения. Расскажите, чем было обусловлено решение о создании госкорпорации и что вы считаете главным успехом за прошедшее время?
— Ростех создавался в 2007 году как логичный ответ на сложившуюся ситуацию в российской оборонке. Тогда десятки компаний находились в банкротстве, утратили свои мощности, многие уже не работали. Конструкторы и инженеры в поисках заработка уходили торговать на рынок. Мы теряли людей и предприятия, которые должны были ковать щит и меч нашей страны.
В то время я возглавлял «Рособоронэкспорт» и хорошо понимал: пройдет еще немного времени и все окончательно встанет, оружейный экспорт сойдет на нет. И нашей армии тоже поставлять будет нечего. Тогда и появилась идея создать мощный государственный холдинг с централизованным управлением, который объединит оборонные активы, поможет преодолеть кризис.
Президент нас поддержал. Было привлечено финансирование, пошли инвестиции, заказы. Удалось восстановить производства и перезапустить циклы. Уже через три года Ростех вышел из убытка и начал приносить стабильную прибыль.
Корпорация выступила в роли «реанимации», вернув к жизни огромное количество оборонных заводов, НИИ, КБ. Основной этап становления мы уже прошли. Тем не менее и сегодня занимаемся оздоровлением активов. Из последних примеров назову ОАК, УВЗ, «Курганмашзавод».
Напомню, что Ростех — крупнейшая в стране машиностроительная компания. Мы выпускаем тысячи видов продукции: самолеты, вертолеты, двигатели, энергетические машины, медицинские приборы и даже вакцины. У нас работают более 700 тыс. специалистов, то есть в промышленности мы работодатель номер один. Постоянно растут выручка и другие финансовые показатели. В прошлом году она составила более 3 трлн рублей, и третью ее часть обеспечило гражданское производство. В этом, наверное, и есть главный успех.
— Сегодня Ростех поставляет до 80% оружия и техники для нужд СВО, предприятия загружены заказами и трудятся на победу в две-три смены. На ваш взгляд, сильна ли еще зависимость от поставок из‑за рубежа и если да, то по каким компонентам? Что необходимо сделать, чтобы полностью избавиться от узких мест?
— Начну с того, что никто в мире не обеспечивает себя самостоятельно во всем. Например, детали для «боингов» поставляют более 50 государств. В iPhone или Tesla вы тоже найдете комплектующие из разных стран. Другой вопрос в том, что Россия оказалась в особых условиях. Теория мирового разделения труда в нашей стране не работает. Многочисленные западные партнеры, которые были у нас до 2022 года, подвели. Доверия к ним больше нет и не будет никогда.
Поэтому, конечно, мы защищаем российские интересы как минимум в стратегически важных отраслях. К ним, помимо оборонки, можно отнести космос, авиацию, энергетику, медицину. То есть все то, от чего зависят наш суверенитет и способность обеспечивать защиту жизненно важных интересов государства и граждан.
Думаю, что всегда будет чего‑то не хватать, придется находить новые непростые решения. Но это связано с постоянным развитием технологий и особенно стремительно — военных. Наша цель — свести количество, как вы выразились, узких мест к минимуму. Это вполне реально, и успехи здесь есть. Например, мы в короткие сроки развернули массовое производство БПЛА и высокоточных средств поражения: управляемых снарядов, противотанковых комплексов, ракет для вертолетов и оперативно-тактических систем. Они доработаны с учетом опыта СВО, летят дальше и попадают очень точно.
Кроме того, сегодня на предприятиях Ростеха выпускаются отличные радиолокационные и оптические средства. В частности, тепловизоры разного назначения. Функционально они не уступают иностранным образцам, а стоят дешевле.
— Специалисты Корпорации внимательно изучают всю иностранную технику, попавшую в руки наших бойцов в ходе СВО. Удается ли извлекать что‑то полезное или новое для нас?
— Изучаем все трофеи, которые к нам попадают. Если встречаем что‑то полезное, конечно, берем себе в «копилку». Иногда смотрим, понимаем, что хорошая техника, но совершенно неприменима в наших реалиях. Например, немецкий танк «Леопард» выполнен на высоком уровне: современные компоненты, система управления огнем, мощный двигатель, хотя и со странными температурными ограничениями. Но каких‑то прорывных конструкторских решений мы не увидели, то есть нам нечего взять у «Леопарда» и применить у себя.
Американский «Абрамс» наши специалисты тоже смотрели — в целом интересная машина, хотя и там тоже взять нечего. Хотелось бы еще взглянуть на британский «Челленджер», скорее из любопытства. Заранее понятно, что это «кастрюля», не очень пригодная к реальным боям. Главная проблема большинства иностранных машин — сложность конструкции и трудоемкое обслуживание. На примере Украины хорошо видно, к чему это приводит.
Если сравнивать их танки и наши, то преимущества того же Т-90М «Прорыв» — в огневой мощи, броне и подвижности. У него длиннее «рука» за счет управляемого боеприпаса и всеракурсная динамическая защита. Бывали случаи, когда в машину попадали десятки украинских дронов, а она сохраняла боеспособность.
Некоторые эксперты, в том числе у нас, восхваляют «Брэдли». На мой взгляд — неоправданный восторг. Мы смотрели ее с разных сторон: там есть плюсы в части защиты и удобства десантного отделения. Однако это не мешает нашим средствам поражения уничтожать американскую БМП вместе с экипажем и десантом.
У «Брэдли» есть серьезное слабое место: проблемы с проходимостью, из‑за чего они не могут нормально идти по бездорожью, через поля. Вязнут в черноземе и за счет огромных габаритов становятся легкой мишенью. Ну и какой толк в улучшенной защищенности, если результат один? Практически все «Брэдли», поставленные на Украину, сегодня уничтожены. Все‑таки надо помнить, что БМП — не танк. Эта машина должна быть быстрой, мобильной, проходимой, уметь преодолевать реки вплавь, без мостов и дорог. Наши БМП это умеют, американские — нет.
— Как бы вы оценили текущее состояние в сфере военно-технического сотрудничества России с иностранными государствами? Как сильно изменилась ситуация с началом СВО? Отражаются ли антироссийские санкции на партнерах Москвы?
— С начала СВО мы живем в парадигме «все для фронта, все для Победы». Наши заводы сосредоточены на обеспечении нужд российской армии. Идет война, потребности очень высоки, объяснять не надо. В результате наряду с текущими экспортными отгрузками (а они продолжаются, несмотря ни на что) формируется отложенный спрос. Наши предприятия за три года спецоперации существенно нарастили производственные мощности и готовы выполнять как государственные заказы, так и экспортные.
В настоящее время оружейный экспортный портфель России превышает 60 млрд долларов, доля предприятий Ростеха в нем — более 70%. «Рособоронэкспорт» сотрудничает практически со всеми странами Ближнего Востока и Глобального Юга. Спрос есть на номенклатуру для всех видов и родов войск.
Добавлю, что сегодня ВТС не сводится к поставкам готовой продукции. У нас большой портфель проектов технологического сотрудничества в разных регионах мира. Это и локализация производства, и совместные разработки. Хороший пример из последних — контракт с Индией на выпуск в этой стране двигателей для индийских Т-72.
Что касается санкций, то, конечно, они затрудняют работу. По этой причине тема ВТС сегодня почти не обсуждается публично. Если заметили, мы почти ничего не рассказываем об итогах деловых программ выставок и заключенных контрактах. Кроме того, мы отказались в расчетах от доллара, большинство контрактов заключается в рублях или национальных валютах.